Не сказал бы, правда, что кому-то из наших успешно вылеченных пациентов удалось омолодиться. Попадались, правда, женщины, которые наверняка были красивы до того, как заразились ветряной оспой. Были такие, кто страдал раком, кого поразили микроинсульты. Встречались нам и мужчины, которые выглядели очень даже недурно, насквозь пораженные туберкулезом или сифилисом. Как тут не вспомнить про Дориана Грея! Но после того, как они исповедовались и брат Игнатий, отпускал им грехи, они становились более похожими на того, кто был изображен на портрете Дориана Грея — на несколько минут. А потом они начинали стремительно стариться. К счастью, наиболее красивые ухитрялись скрыться с наших глаз до того, как их настигала смерть. А другие просто-таки рассыпались в прах прямо у нас на глазах. Было от чего содрогнуться — уж вы мне поверьте.

Но большинство народу исповедовались, после чего шли ко мне лечиться, и, как правило, нам удавалось поправить их здоровье еще до того, как они начинали скоростной процесс старения. Вылечившись, люди уходили своей дорогой, сияя от радости, невзирая на старость и уродство. Теперь внешняя красота для них мало что значила — они понимали, что жить им осталось мало, и потому стремились успеть совершить хоть какие-то добрые дела.

Мы с Жильбером уже начали утомляться оттого, что приходилось непрерывно побеждать раков, хотя, к счастью, гигантские членистоногие не становились умнее. Не умнел и Унылик — ему очень полюбилось трогать лапами панцири раков. Я видел: порой ему очень хочется отведать рачьего мяса, но всякий раз я умудрялся вовремя удержать его от опрометчивого поступка и объяснить, что все, что эти раки творили в теле у людей, то же самое они могут натворить и в теле у тролля. Из-за этого Унылик еще больше злился на раков и топтал их нещадно.

На самом деле я не мог не восхищаться мужеством ведьм, решивших покаяться. Отправиться в путь, занимающий неделю, если не больше, — какая должна быть решимость! Правда, некоторые все-таки пользовались своим влиянием на крестьян и требовали, чтобы им дали повозки и лошадей. Но большинство приходили пешком. Но каким бы путем они ни приходили, всю дорогу их терзали собственные бесы. Какое же надо иметь терпение! Хотя тут, наверное, здорово помогал страх попасть в Геенну огненную.

Сами же демоны никому не показывались, кроме кающихся ведьм, — видимо, после того, как пару раз встретились с моим ангелом-хранителем. Они понимали, что, как только на их пути окажется хотя бы один воин Христова Воинства, им можно сматывать удочки.

Словом, демонам оставалось только одно — пытаться изо всех силенок помешать ведьмам добраться до священников или целителей, ну и, пожалуй, еще — напускать на них отчаяние, неверие в то, что им суждено покаяние и прощение грехов. Наверное, некоторые действительно отчаялись и остались дома. Но этого нам не суждено было узнать. Только слышали про таких от тех, что приходили к нам.

А приходили к нам не только ведьмы. Первый доброволец, которого никак нельзя было назвать разбойником, появился на следующее утро. С собой у него был только молотильный цеп да узелок с провизией на день, с решительным видом он сразу же объявил нам, что идет воевать с королевой. Оказалось, местный колдун погубил его семейство, задушил податями, опозорил его сестер, загнал его самого и его родителей жить под навес, который на самом деле был всего-навсего большой корзиной. Им приходилось трудиться от зари до зари, чтобы расплатиться за долги, которые колдун все еще за ними числил. Они батрачили и не осмеливались возражать.

— А вот с вами мне не страшно, — признался крестьянин. — Может, я и погибну, но по крайней-то мере поначалу угроблю какого-нибудь воина злобной королевы.

— Значит, рука твоя тверда не потому, что ты боишься умереть? — требовательно спросил у крестьянина Жильбер.

— Нет, меня пугает мысль о том, что я могу умереть понапрасну. Да и зачем мне жить? Хоть бы умереть не задаром!

— Идем с нами, — сказал Жильбер.

На окраине ближайшей деревушки нас ожидало трое крестьян. К вечеру к нам присоединились еще две группы.

А потом они прибывали и прибывали. На каждом тележном кругу, у каждого верстового столба стояло трое или четверо крестьян, поджидавших нас. Они были вооружены косами, цепами, и лица у всех были точно каменные. Жильбер с пристрастием беседовал с новобранцами, а Фриссон под шумок читал стихи — надо же было выяснить, правду ли говорят крестьяне. Ну и конечно, мы обнаружили несколько подосланных шпионов. Не хотелось бы рассказывать о том, как мы с ними разделались.

— Не убивайте его! — крикнул я в ужасе, когда с десяток крестьян бросились на шпиона. — Нельзя бороться злом со злом — это значит служить Злу!

Но тут шпион вытащил ножик, длиной с руку, и пырнул ближайшего крестьянина, бормоча при этом заклинание. Нож угодил крестьянину в грудь, а остальные из-за заклинания рухнули наземь как подкошенные.

Жильбер резко шагнул к шпиону и снес ему голову.

Потом я уже и не пытался спорить.

На следующий день к нам подошел крестьянин, стащил с головы шапку и показал тонзуру. На сей раз допрос с пристрастием произвел брат Игнатий. Он даже вручил этому человеку распятие и послушал, как тот произносит Символ Веры. Незнакомец проверку выдержал и впоследствии помогал брату Игнатию исповедовать ведьм. На следующий день подошел еще один монах, и к концу недели с нами шагали шестеро. Они поняли, что появилась возможность свергнуть Сюэтэ, и решили присовокупить силу своих молитв к нашим чудесам, а себя лично — к отряду Жильбера. Брат Игнатий заверял меня, что с ними наша объединенная мощь возрастет в десятки раз. Ну, если на минуточку представить, как работает безумная природная чудесная сеть, то можно было и не сомневаться.

Но вот к нам прибежал крестьянин с побелевшими от страха губами и выпученными глазами.

— Они идут, господа, они идут!

— Ты о чем? — Жильбер схватил крестьянина за плечи и встряхнул. — Кто идет?

— Армия Зла! — вскричал крестьянин. — Пешие и рыцари! Их так много — не сосчитать, а с ними еще два колдуна!

Моя оборванная армия зароптала, но никто не дал деру. Все стали угрюмыми и решительными — даже те немногие, что дрожали от страха.

Нас было мало — всего несколько сотен.

— А сколько это будет «не сосчитать»? — поинтересовался я у Жильбера.

— Если так сказал крестьянин? — Сквайр пожал плечами. — Может, несколько сотен, а может, и много тысяч. — Жильбер обернулся к крестьянину. — Ты их на дороге видел?

— Да! Я их услыхал издалека и спрятался в папоротнике, чтоб подсмотреть! А они все шли и шли, по четверо в ряд. Я подождал, пока они пройдут, сосчитал, сколько сумел, а они все шли!

Жильбер кивнул.

— А долго ли они шли?

— Долго ли? — переспросил крестьянин и наморщил лоб.

Похоже, он об этом и не задумывался.

— Ну, сколько по времени? Столько, сколько тебе надо, чтобы дойти от дома до поля? Или так долго, как длится месса?

— Посерединке будет, — отвечал крестьянин. — Не так долго, как месса, но подольше, чем дорога от дома до поля.

— Тысяча, не меньше, — заключил Жильбер и отпустил крестьянина. — Ты молодчага. Но как же тебе удалось опередить их?

— Они по дороге топают-то. А я здешние места знаю, вот и рванул напрямик. Они маршируют, а я-то бегом.

Жильбер кивнул.

— Значит, через час они будут здесь, а может, и скорее. Ты просто молодчина, дружище. Иди да наточи поострее свою косу — косы нам нужны острые.

— Пойду наточу поострее! — с радостью воскликнул крестьянин, и в глазах его полыхнул такой огонь, что мне стало не по себе.

Я собрал брата Игнатия, Жильбера и Фриссона на спешный военный совет.

— Мы понимали, что это произойдет, — сказал я.

— Да, — кивнул головой Фриссон, напуганный настолько, насколько может быть напуганной кошка, прожившая уже восемь жизней. — Мы выступили в поход против королевы, разве не так?

— И мы понимали, что рано или поздно нам придется столкнуться с ее армией, — добавил Жильбер. — На самом деле просто удивительно, что они раньше на нас не напали. Я их каждую ночь поджидал.